— И что вам жальче — партию или страну? — Это был острый вопрос!
— Страну, — четко ответил Рыжков. И продолжил задумчиво: — Вы задумывались когда-нибудь над таким вопросом: почему человек, ни одного дня нигде не проработав — а ведь ни одного дня нигде не работал, всё только по комсомольской линии, — дошёл до Генерального секретаря? Почему этот человек, воспитанный абсолютно на партийных позициях, так поступил в отношении партии? Почему?! Он же всю жизнь в ней проработал! А я всю жизнь работал на производстве. Вот это для меня непонятно. Это же была пятая колонна — Яковлевы, Горбачёвы, они все изначально были с гнильцой. И они доигрались.
Сколько раз мы предупреждали, что нельзя делать того-то и того-то, а в ответ: «Ты консерватор! Это нож в спину перестройки!»
— Вы что же, с Горбачёвым спорили?
— Да постоянно! Например, приехал Яковлев из Прибалтики и всё рассказывает про ихний «Саюдис», я возмущаюсь, а Горбачёв мне: «Это в русле перестройки».
Я как-то его встретил недавно и говорю: «Помнишь, Яковлев нам про Прибалтику рассказывал? Ну а теперь как там — в русле или нет? Ведь только в одной Латвии по их законам восемьсот тысяч русских будут не граждане. Даже в ЮАР такого не было! Ты хоть соображал, что тогда говорил?» А он мне: «Так это же оккупанты…» А? Сильно сказанул?!
— Да, мощно задвинул… Внушает. Но, Николай Иванович, теперь ваша позиция мне абсолютно ясна. Хватит рыданий. Слезами дело не поправишь… Сейчас мы с вами берём листочек бумажки и быстренько, прямо на коленке, планируем денежную реформу…
— Чего делаем?! — у Рыжкова отвисла челюсть.
— Планируем… а что вы так пугаетесь? Ведь мы с вами сейчас всё-таки в здании Госплана…
— Но как же… надо ведь… сотни специалистов… годами!
— Времени у нас столько нет… Потеряли мы время! Время, честь и слово — если их потерять, не вернуть никогда и ни за какие деньги… Да и сотни специалистов, столько не нужно… Давайте, я вам одну байку расскажу?
— Э-э… ну, давайте…
— Зверев мне рассказывал, что в самом конце 1943 года, поздно ночью у него дома раздался телефонный звонок.
Снял он трубку — это звонил Сталин, который тогда только что вернулся с конференции в Тегеране, а там было ясно решено, что раньше или позже, но Германии — капут. Сталин, само собой, был в приподнятом настроении. Извинился за поздний звонок и спросил, не задумывался ли Зверев о послевоенной денежной реформе?
У Зверева просто челюсть отвисла, вот как у вас — он ожидал любого вопроса, но не этого. Только что Киев отбили у немцев, до бывшей границы еще идти и идти, а у него спрашивают о послевоенной денежной реформе! Но, конечно, ответил, что задумывался.
Сталин дальше спрашивает: «А делились ли с кем-нибудь своими соображениями?»
Надо сказать, что болтунов Сталин не любил, и Зверев поэтому ответил, что нет, ни с кем не делился.
«А со мной можете поделиться?» — продолжает Сталин.
И вот сорок минут пришлось Звереву экспромтом беседовать на эту тему по телефону, а через некоторое, очень короткое время Сталин вызвал его к себе уже с конкретными предложениями и планом.
Реформу эту планировали на 1946 год, но был страшный неурожай, засуха, голод во многих районах страны. Разве можно было реформу в таких условиях проводить? Нет, она оказалась бы совершенно бессмысленной, — и её отложили на следующий год, когда собрали нормальный урожай, промышленное производство пошло вверх. Вот тогда, с 16 декабря 1947 года, перешли на новые рубли.
В чём там был смысл?
Две проблемы решалось. Во-первых, за время войны больше выпустили денег, чем нужно было для товарооборота в нормальных, мирных условиях, а поскольку цены были фиксированными и большая часть продукции распределялась по карточкам, то значительная часть денежных знаков осела у спекулянтов.
А во-вторых, немцы на оккупированных территориях пустили в обращение много фальшивых советских рублей, которые печатали в Чехии, Польше, Франции. На эти фальшивые выпуски они кормили свою армию, местную полицию, платили зарплату и всё такое, то есть советский рубль имел хождение на оккупированных территориях наряду с рейхсмарками, которых было мало. Эти гитлеровские фальшивки тоже необходимо было изъять из оборота.
— Так вы что — хотите… деньги просто-напросто конфисковать?!
— А что такого страшного? Снимем денежный навес. Честному человеку конфискация не страшна — у голого рубашку не отнять…
Прежде всего.
Мы вводим карточную систему, причём отоварка карточек должна проводиться неукоснительно, в полном объёме, без всяких очередей… для этого не пожалеть ничего! Как у нас с золотым запасом?
— При мне увеличился до двух тысяч тонн… но менять золото на колбасу?
— Если надо, и Кремлёвские звёзды поменяем… кстати, при МНЕ золота было две тысячи восемьсот тонн (это в расходном запасе — а в запасе стратегическом — более десяти… тысяч тонн)… ну, это к слову.
Далее.
Часть продуктов продавать по свободным, коммерческим ценам… допустить коммерческие рестораны, а также торговлю ТНП за валюту и золото…
— Торгсины возродить?
— И что плохого? Временно… А потом — быстро и жёстко обменять деньги. Старые рубли менять на новые в соотношении десять к одному, с ограничением по количеству, рубли на сберкнижках — два-три к одному, без ограничения количества (но с запретом на снятие сумм выше тысячи рублей), зарплаты оставить старыми, их не уменьшать, зато отменить карточную систему, ввести свободную торговлю, а вот цены изменить: какие-то снизить, особенно на продукты первой необходимости (хлеб, муку, масло, сахар), какие-то — повысить (на одежду, обувь, мебель, автомобили), а большинство оставить без изменений. И начать продажу средств производства частникам, земли под приусадебные участки, квартир…