«Мы в Нагорном Карабахе, в хищном городе Шуше», — писал поэт в далёких уже двадцатых годах…
Вот и говори после этого, что поэты не обладают чувствительностью сейсмографов, предчувствуя грядущие бури…
— Хрен его знает, кому она понадобилась… — Пожилой тридцатипятилетний капитан Логинов печально улыбнулся, блеснув в свете дребезжащих ламп дневного света, бессонно горящих под потолком междугородного переговорного узла, белым металлом съеденных в Хабаровском крае (вода там не очень) передних зубов… — Наверное, все же кому-то понадобилась!
— Кому, кому она понадобилась?!
— Если бы она никому не понадобилась, то её не спёрли бы, — разумно резонировал мудрый авиатехник. — Она ведь, ГШ-23, пушка чисто авиационная! Хотя стрелять, конечно, и с машины может, с помощью авиационного аккумулятора.
— Но кто?
— Элементарно, Ватсон. Пушку с ероплана так просто не снять, это надо уметь… техники у нас всё русские, на такую подлость по отношению к машине не способны, тупые прапора-айзеры могут только тушёнку тырить, значит, либо ты, либо я. Я пушку не крал.
Собеседник Логинова, выпускник Даугавпилсского авиационного радиотехнического, Артурас Вилкас, которого в части за глаза звали Ложкасом и не очень любили — за имманентную тупость и лень, возмущённо набычился:
— Я тоже не брал…
— Ну, правильно… значит, она сама ушла.
Двери переговорного пункта распахнулись и в помещение, громко топая, ввалились несколько очень плохо выбритых молодых людей, из тех, кого на московских рынках относят к неведомой этнографам кавказской национальности…
Увидев двух советских офицеров, они приветливо заулыбались белозубыми, ослепительными, волчьими оскалами и стали охватывать их с обоих флангов…
Более молодой и стремительный Вилкас рванул с места и бросился было к дверям — но запнулся о подставленную ему ногу в чувяке, грянулся об пол и завизжал как заяц… Его фуражка отлетела в угол, где её весело, как футбольный мяч, пнул один из азербайджанцев.
Капитан Логинов, кряхтя и придерживаясь за ноющую радикулитом поясницу, с трудом приподнялся…
Эх, ведь не хотел, не хотел ведь идти! Кого послушался, Ложкаса? «Ночью звонить дешевле…» ага. Сэкономили. Как раз на недорогой букетик хватит, из тех, что на могилку ложат (ложат! — именно так выражался капитан Логинов)…
Логинов сунул руку в карман форменных брюк и решительно вытащил оттуда личное оружие — скорострельную автоматическую, заточенную до бритвенной остроты шлицевую отвертку… Конечно, лучше бы было взять с собой стальную вилку — два удара, восемь дырок.
Увидев, что находится у Логинова в руках, джыгыты весело засмеялись…
Один из них схватил Вилкаса за волосы, приподнял голову, приставил к горлу клинок.
— Вай, рэзать будим? Э, а можэт, ти армянин, а? Тогда ми тэбя просто виебем.
Вилкас, не помня себя от страха, визжал не переставая…
Логинов усилием воли подавил приступ смертной тоски и ровным, командирским голосом скомандовал:
— А-атставить!!
От его командного рыка азербайджанец машинально принял стойку «смирно» — видимо, сработал вколоченный в него в Советской Армии рефлекс, причём рефлекс «деды» вколачивали в его тупую баранью башку табуреткой… Голова Вилкаса с костяным стуком упала на пол.
Остальные воины ислама закатились от смеха…
Покрасневший от стыда моджахед с досадой пнул Артураса…
— Ой, не бейте… я же за вас! Я вам пушку продал!!
— Ах, сукин кот, значит, всё же ты пушку спёр? — возмутился Логинов.
— Нет, не я! Я не хотел, меня заставили… — заблекотал Ложкис.
Логинов подскочил к Вилкасу и уже со своей стороны крепко пнул его под бока.
Моджахед, которому, видимо, понравилась эта забава, снова было занёс ногу для пинка — но тут ему под подбородок упёрлась логиновская отвёртка:
— Пошел нах! Никто не имеет права бить нашу сволочь, кроме нас самих!
Моджахеды глухо заворчали, блеснули ножи…
«Тут мне и кирдык! — умиротворённо подумал Логинов. — Зачем же я „шило“ не допил? Оставил на завтра, дурак… А завтра уж и не будет!»
В этот миг дверь переговорного пункта слетела с петель:
— ЛЕЖАТЬ!!! ВСЕ НА ПОЛ!! МАТЬ, МАТЬ, МАТЬ!!
— Э, зачэм ти про мою маму так гавары… ой, ой, ой!!!
Ворвавшиеся солдаты с красными погонами внутренних войск были не настроены на долгие беседы…
Некоторое время раздавались чавкающие звуки ударов по сырому, сопровождающиеся кхеканием, которое издают рубящие вековые сосны лесорубы…
Схватив Вилкаса — обосравшегося, судя по запаху, — за шиворот, Логинов выволок его на улицу и тут же было вновь не заскочил внутрь почты.
Потому что по улице, в свете редких фонарей, бежала, как спринтеры на Олимпиаде, черная толпа айзеров…
За ними молча, размахивая сапёрными лопатками, гнались вэвэшники и быстро айзеров догоняли.
— Что случилось?! В лесу кто-то сдох?! — спросил Вселенную поражённый в самое сердце благостностью сей картины Логинов…
— Никак нет, — ответствовал ему утирающий с лица кровавый пот сержант, — просто, говорят, из Москвы нам сам Громов позвонил. И ДАЛ СООТВЕТСТВУЮЩУЮ КОМАНДУ!
Самое глухое и таинственное время… В этот час священный индийский бык, стоявший полночи в стойле, наконец ложится, подогнув под себя мощные ноги, и засыпает, протянув изо рта ниточку тягучей слюны…