— И что, САМ…
— Ну и что же, что сам — я и Кагановича видал, и Маленкова… ну, Берия как Берия… невысокий такой, в сером шёлковом летнем пальто-пыльнике… а черёмуха цветёт, аж голова кружится. А он её ветки наклоняет к лицу, нежно так их нюхает…
— А потом?
— А потом он актрису Целиковскую прямо на лодочной станции… того…
— А она?
— Визжала так, радостно!
— А ты?
— А я рогатку натянул, и по его голой… как жёваной бумагой засвечу!
— А ОН?!
— А ОН мне этак пальцем погрозил и говорит: ай, как тебе не стыдно, а еще пионер!., точно. Берия это. Лаврентий Павлович. Смилостивился Господь над Советской Страной!
И старый гардеробщик истово перекрестился…
(Автор приводит подлинные воспоминания, услышанные им сегодня, 30 декабря 2009 года, от работника санатория «Кратово» УД ХОЗУ ЦК КПСС.)
«М-да. Да как охрана могла допустить, чтобы по второму лицу в государстве мальчишка смог из рогатки выстрелить?» — пишет мне Взыскательный Читатель.
«Вы что, охренели?» — спрашивает Читателя автор.
Современники вспоминают, что Иосиф Виссарионович любил гулять по ночам по Варварке (улица Разина), при этом оба-двое его личных охранников усердно прятались, чтобы не попасть вождю на глаза.
Вожди Советского Народа не боялись своего народа!
Прежде всего, потому, что прошли Гражданскую войну… и каждый парторг имел в кармане «браунинг».
Это Кукурузник стал разоружать партийцев — сразу после того, как секретарь Рязанского обкома, которого незаслуженно обхамили, вышел в коридор и застрелился… а ведь мог бы и дорогого Никиту Сергеевича…
Автор сам читал в газете «Московский Большевик» коллективное письмо рабочих завода «Серп и Молот», которые однажды поздно вечером встретили в метро товарища Берию. И поэтому категорически требовали от ЦК запретить ему ездить без охраны в общественном транспорте, поскольку в Москве не везде изжиты ещё случаи хулиганства…
«Блям!!» — звук, свидетельствующий о последствиях штатного применения секретного русского прибора — биг рашен хаммер, он же кувалдометр — гулко разнёсся по агрегатному отсеку.
«Ёбс!!» — радостно отозвался агрегатный отсек.
Мало-помалу обитателям космической лаборатории это начинало надоедать… Шестой уж месяц, различными способами, включая шесть выходов в открытый космос, Крикалёв и Арцебарский пытались устранить кое-какие мелкие недостатки, допущенные как криворукими слесарями МИКА, так и безмозглыми инженерами КБ «Энергия».
Впрочем, так «наземников» космонавты называли исключительно в сердцах… на самом деле руки у слесарей, конечно, были золотые, а головы у инженеров исключительно светлые — «иначе эта рухлядь вообще бы не взлетела, а если бы взлетела, то пиззззданулась бы тут же за бугор, а если бы не пиззззданулась — так мы тут три раза уже сгорели бы, задохнулись и заодно замёрзли. Про встреченный нами на борту летающий сортир я уж и не говорю», — так образно высказал своё мнение ЦУПу командир экипажа…
И он был в чём-то прав… когда «Союз ТМ-12» причалил к станции — она была практически мертва…
Без света, с отключившимися вентиляторами, промёрзшая до хрустального звона.
Мрачная ледяная духота — вот чем пахнуло из открывшегося люка!
При этом на станции сильно воняло сгоревшей изоляцией, а в свете карманного фонарика прямо в морду лица бортинженера, красиво помахивая крылышками, летела импортная женская прокладка. Судя по всему, использованная…
— Серёга, смотри, как красиво! — обратился к бортинженеру (выполнявшему в соседнем отсеке, судя по его виртуозному мату, какую-то ювелирной точности работу) пристроившийся у иллюминатора с биноклем «Б-8» в руках командир экипажа Арцебарский…
— Не хочу. Надоело. Остобрыдло. Настоебало. Остопизззденело, в рот мне пароход, — устало ответствовал Крикалёв и тут же грязно выругался, видимо, попав кувалдочкой себе по пальцу… — Домой хочу!
— Куда-куда?!
— Домой. В посёлок городского типа Звёздный, Московская область, Советский Союз…
— Серёга, а ты уверен, что он ещё есть?
— Чего-о-о?
— Да нет, я не про Звёздный — есть он, я его в бинокль давеча наблюдал…
— Ну и как там?
— Всё нормально — стоит на прежнем месте. Квасом на площади Гагарина торгуют и арбузами. Вот, даже Тамару твою видел. На балконе загорает, и опять без лифчика. Заметила, что я за ней подсматриваю — и американский «фак» мне показала…
— Трепло ты.
— Ага… Я про то, что Советский Союз-то, он вообще ещё есть?
— А ЦУП чего говорит?
— А то ты не знаешь? Молчит. У них установка — нас не волновать…
— Тьфу. Поганая установка. Так, глядишь, Большой кирдык наступит — а мы и не узнаем…
— Ну, уж нет. Вспышки отсюда будут видны как на ладони.
— Типун тебе на язык. Ты чего добиваешься, командир… не пойму? — ханжески задал риторический вопрос бортинженер.
Анатолий отправил бинокль в свободное плавание и с глубоким чувством прижал ладонь к сердцу:
— Серёга, не томи… ведь душа болит.
— Нет.
— Серёга, я же знаю, ты, поганый жид, запасливый как два хохла…
— Нет.
— Что, правда нет?!
— Есть, конечно. Но нет.
— Кой чёрт ты его экономишь?
— А! А вдруг придётся нештатно садиться? Помнишь, как Леонов сел — в заснеженной тайге? В летнем шёлковом комбезе? Если бы не спирт, сдох бы. Так что мой ответ — нет…