Кое-кто утверждает, что советская аппаратура ЗАС использовала для передачи сигнала не только любые провода электропроводки, но даже и металлическую арматуру в стенах, трубы водопровода и отопления…
Так что шутка — позвони мне по радиатору батареи — действительно содержала в себе известную долю шутки.
Кроме того, в кабинете подверженного тоске — судя по телефонам — далеко не маленького человека — стояли аж три (!) ЭВМ:.
Удаленный терминал от стоящей в подвале здания мощной ЕС-1055.
Персональная «Искра-1030» с черно-белым монитором, подключённая в местную локальную вычислительную сеть.
Персональная импортная «ІВМ-286», с цветным монитором… это так, в «Kings Bounty» поиграть. Но невесел был обладатель такого неслыханного в 1991 году богатства, а сидел, обхватив победную свою головушку руками, и тяжко думал свою думу…
Геннадию Рубеновичу Попцову было от роду сорок шесть лет, и был он полковником внутренней службы… С одной стороны, оно вроде бы и ничего?
Правда, Борис Иванович Краснопевцев был в его годы генерал-лейтенантом! И оставался таковым до самой пенсии. Пусть радуется, бериевский выкормыш, что хоть не разжаловали…
Впрочем, наверное, про Краснопевцева просто ЗАБЫЛИ… ну, сидит себе человек, книжки человек рассылает, по особому списку… простая обслуга! Курьер.
Почтальон номенклатурный.
Ну-ну…
Да, о Попцове…
До него эту тихую, незаметную службу возглавлял Бредигин Борис Алексеевич, целый генерал-лейтенант!
И было за что присваивать ему такое высокое звание… было за что.
Ангола. Мозамбик. Афганистан… да тот же Чернобыль, в конце концов.
Но… Стал человек задавать лишние вопросы.
Например, какое отношение имеет финансирование международного коммунистического движения к некоторым банкам, на счета которых (именные счета!) поступали суммы из союзного бюджета… нет, не так. Не суммы, а СУММЫ.
И фамилии, фамилии… на букву Ш. На букву Я. И на букву Г, разумеется… такие всё знакомые фамилии.
Ну вот.
И вдруг этот настоящий советский офицер — которого все знали как предельно честного, мужественного, отважного человека, не боявшегося ни душманов, ни африканерских рейнджеров, ни чернобыльской радиации — был однажды найден повесившимся на ручке двери собственного кабинета. Повесился боевой генерал, как забеременевшая школьница.
Странно, да… У человека лежит наградной пистолет в личном сейфе, а он вешается… Может, не все код от сейфа знали? А то, наверное, генерал бы застрелился. Два раза, причем в затылок.
Зачем я про грустное?
Но только лишь затем, чтобы читатели потом не спрашивали — а отчего Геннадий Рубенович так не любит расистов и негров, то есть коммунистов и демократов?
Да не волнуйтесь, он сам был коммунистом…
И очень давно! Ещё с тех времён, когда после школы работал маляром в НПО им. Хруничева…
А потом его призвали — и как (извините, из песни слова не выкинешь) отважного, здоровенного и (внешне! а внешность бывает так обманчива!) туповатого бычка направили служить в славную «девятку» — охранником… Однако…
Боец личной охраны КГБ СССР — это вам не тупой жлоб, который тупо пережевывает свою жвачку, как валух, в предбаннике коммерческого банка.
Это — боевая машина, которую не видно и не слышно до тех пор, пока ему не скажут «Фас!»…
Вот тут мне кто-то подсказывает, что негоже человека со служебным псом сравнивать… А почему? «Цепные псы самодержавия!» — гордо именовали себя со времён Опричнины цепкие профессионалы…
Попробуйте прожить в своём доме без хорошей, отважной, умной сторожевой собаки — враз добрые, гуманные, демократические люди всё и растащат.
Но… в отличие от собаки Геннадий Рубенович был не только зрячим. Он смотрел и всё видел!
Те же, кто на его глазах жрал, пил и блядовал — относились к нему как ко всякой обслуге… Как к пустому месту!
А он… Смотрел и сравнивал… И слушал рассказы стариков…
О том, как Он выходил рано утром в сад, чтобы охранникам бутерброды, собственноручно Им нарезанные, передать…
Как однажды вломились к Нему в баню — что-то, мол, долго парится, не случилось ли чего? А Он засмеялся и хлопнул старшего смены веником по галифе…
Как помогал Он простому прикреплённому, у которого сестра заболела, устроить её в хорошую клинику — и Сам приехал её навестить, и передал пирожки от супруги, которую называл Нателла (Нина, конечно, а это кличка чекистская)…
Была, знаете, между прежними и нынешними, огромная разница…
Между картинками, вырезанными Им собственноручно из «Огонька», и картинами из Русского музея; его щербатыми тарелками и сервизом из Эрмитажа; заплатанной маршальской шинелью (порвал на испытаниях, когда на стапель ракетный лазал) и шубой из драгоценной каракульчи…
Так что гнать надо было Попцова, чтобы ни о чем таком он не думал! И погнали, в минскую «Вышку» — Высшую школу КГБ (был такой способ — избавиться от неугодного сотрудника, отправив его на повышение или на учебу). Вышел из учения лейтенантом, служил в «четвёрке» — контрразведка. Курировал транспорт…
Ну, по аналогии (транспорт, связь — какая разница?) — потом в Экспедицию и назначили… Сказав только — сиди на попе тихо. И ничего не делай.
Поэтому поначалу он просто сидел и смотрел…
А потом просто за голову схватился! В последние месяцы программа помощи зарубежным друзьям перевыполнялась не в разы… в десятки раз! В сотни раз… тащили уже не чемоданами. А КамАЗами…
— Кто бы мне посоветовал, что мне делать? — с тоской, глухо, проговорил Попцов, ухватившись за буйную голову.